09.11.2016

о нашей задаче - раскрыв Свет внутри - принести его в мир в котором живем...

ПРОСВЕТЛЕННАЯ...

Все время, сидя в кабине самолета, она пребывала в Свете. В том Свете, который открывался ей постепенно, в течение месяца ее нахождения в Индии. И теперь, когда она закрывала глаза, она видела ашрам, огромную массу людей в белых одеждах, лежащих ниц перед алтарем, и себя среди них, тоже в белой одежде, как неотъемлемую часть всечеловеческого единства, достигнутого здесь, на Земле. Душа ее ликовала, соединяясь с божественными энергиями, потоками льющимися с Неба. Милость Божественного была безграничной и всеобъемлющей. Милость вытеснила все ее обиды, сомнения, печали, подарив радость и ликование – наконец-то она стал просветленной. Она чувствовала Божественный Свет в каждой клеточке своего тела. Свет исцелял ее, давал ей надежду на… Она не могла, да и не хотела четко выразить словами то, что давал ей милосердный Свет. Она хотела одного – быть в Свете, слившись с ним воедино. И тогда вся ее недолгая жизнь до Индии исчезала, как плохой сон, и открывалась новая жизнь, Жизнь с большой буквы, Жизнь в Свете.

В аэропорту она долго ждала свой багаж, потом прощалась с теми, кто вместе с ней был в Индии. Они обнимались, долго стояли, прижавшись друг к другу и даже плакали. Почему плакали, никто не понял. Но слезы текли из глаз сами по себе. Было грустно. Как будто то, что было с ними Там, что объединяло их Там, уходило безвозвратно. Но глядя друг другу в глаза, все они понимали, что разъезжались, унося в себе Свет, как тайну, объединяющую их в долго ожидаемое единство. Конечно, они были избранными и чувствовали свою избранность. На них лежала печать Единства.

Такси довезло ее до дома. Она поднялась на четвертый этаж на лифте, в который втащила большой и тяжелый чемодан с подарками, позвонила в дверь своей квартиры. Мама открыла дверь и прямо на пороге стала обнимать, приговаривая: «Наконец-то, наконец-то ты дома, как я соскучилась».

Через минуту выяснилось, что отец попал в больницу с подозрением на инфаркт. Тут мама заплакала, и она, только успев снять куртку, стала обнимать бедную испуганную маму, утешая ее.

Потом они ужинали, и мама подробно рассказывала, как папа почувствовал себя плохо, как отказывался ехать в больницу на скорой, а потом все-таки согласился, как она, мама, навещала его в шестиместной палате, в которой не было туалета. Отцу, конечно, лучше, но хорошо бы, она, дочь, завтра пошла к нему и поговорила с врачом. Маме казалось, что врачи требуют денег, и что без денег лечить отца не будут, и что современная медицина ни в какое сравнение не идет с советской, когда и государство все оплачивало, и врачи были честными и сердобольными. Она слушала маму и думала – «Какое мне дело до советской и несоветской медицины и до всех этих проблем!». Было неприятное чувство, как будто ее выкинули из комфортной колыбели и к тому же выключили свет.

Уже лежа в постели, она никак не могла уснуть. Во-первых, из-за разницы во времени, а во-вторых, оттого, что радость от поездки куда-то исчезла – она никак не рассчитывала, что жизнь так быстро попытается опустить ее на землю. Было жалко отца, но жалость к себе тоже присутствовала. Вот, вернулась, радостная и счастливая, уверенная в том, что это навсегда, что в ее жизни больше не будет ни печали, ни трудностей, и в первый же день, в первый же день ее возвращения – на тебе!

Наутро она пошла в больницу навестить отца. В палате было жарко и душно. Отец выглядел бледным и испуганным. Пять мужиков разного возраста лежали на кроватях в нижнем белье поверх одеял. Увидев ее, они оживились и стали отпускать шуточки.

Она обняла отца от всего сердца. От отца пахло потом и лекарствами. Отец еще раз рассказал ей, как ему стало плохо, но он не обратил на это внимания, а мама всполошилась и все-таки вызвала скорую помощь, как оказалось, своевременно. Здесь хорошая больница и кормят тоже неплохо, но с лечащим врачом хорошо бы поговорить. Врачи с больными не особо разговаривают.

Поскольку пять мужиков громко болтали и время от времени звонили по мобильным телефонам, отец напрягал голос, чтобы она, его дочь, его услышала. Она видела, как ему трудно говорить громко, как бьется жилка на его морщинистой шее с правой стороны, и ей становилось страшно.

- Я пойду поговорю с врачом, - сказала она и быстро вышла из палаты. В коридоре воздух был чуть свежее.

Она нашла врача в ординаторской и назвала себя. Олег Иванович поздоровался и стал говорить ей, что у отца действительно был сердечный приступ и подозрение на инфаркт, что они его обследуют, но не на все анализы есть деньги.

- Я вас поняла, - сказала она. – Делайте все, что считаете нужным, и я вас отблагодарю.

Олег Иванович оживился и проводил ее до двери. Она постояла секунду, размышляя, вернуться ли ей в палату или идти домой. Возвращаться не хотелось. Она набрала номер папиного мобильного и объяснила отцу, что с врачом обо всем договорилась, и что ей надо на работу, срочно. Разговаривая по телефону, она спешно шла по коридору и внезапно наткнулась на нянечку, которая протирала пол.

- Глаза-то разуй, - грубо сказала ей нянечка. – Смотри, куда идешь. Чуть меня не сшибла. Без телефона просто жить не могут, прости Господи.

- Простите, - побормотала она в сторону нянечки, заметив, что у нянечки злые глаза и раздраженное лицо.

- Иди, иди отсюда, - сказала нянечка ей вслед.

Она сняла бахилы, вышла из больницы и села на лавочку. Закрыла глаза и попыталась вернуться в Свет. Но злое лицо нянечки ей мешало. Потом возник образ Олега Ивановича, уверенного в том, что родственники пациентов никуда не денутся и будут платить. Окружающий мир угрожающе надвигался на нее. Она произнесла все нужные мантры. Но, казалось, что мантры не очень-то работают вне Индии, на ее родной земле. Ее охватила паника, которая переросла в раздражение против всех. Захотелось этих всех послать далеко и надолго. Но она сдержала себя.

На следующий день, на работе, после того, как она раздала маленькие подарки коллегам и выслушала их ахи и охи, и заверения в том, что она загорела и похорошела, она села, наконец, за компьютер и начала вводить отчетные данные. Через полчаса после начала рабочего дня в комнату ввалился Эдик, компьютерщик, который был так уверен в своей незаменимости, что приходил на работу по своему, только ему известному графику. Увидев ее, Эдик присвистнул: - «Ну, ты даешь, подруга! Вы что, там все время загорали? А говорила, что будете молиться или что вы там делали».

- Мы медитировали, - отвечала она неспешно. – Просто солнце в Индии такое сильное, что даже в тени загораешь.

- Ага, ага… Эдик сел на ее стол, сдвинув бумаги с отчетными данными. – Ну как, просветлела?

Она спокойно посмотрела на него. Эдик был хорош собой, но одевался слишком небрежно. Она отметила, что сбоку его рубашка вылезла из-под ремня джинсов. И когда он к ней наклонился, она увидела краешек его нижнего белья. Она быстро отвела взгляд. И после паузы:

- А что, не видно?

- Видно, - нагло сказал Эдик, обнимая ее глазами. – Ты похудела и это, как сказать, свет теперь проходит сквозь тебя. – И громко захохотал.

- Не мешай работать, - сказала она.

- Знаешь, когда тебя не было, - Эдик опять наклонился к ней и заговорил, как заговорщик. – Когда ты просветлялась в своей Индии, наш пунктуальный начальник выловил в твоей электронной версии пару ошибок. Ну и мне пришлось тебя прикрыть. Так что с тебя причитается. Как будешь отдавать должок?

Спокойно, спокойно, - мысленно сказала она себе. – Просветленные выше таких приколов. Он просто идиот.

Но в душе ей хотелось плакать. Почему-то жизнь поворачивалась к ней самой пошлой и низменной стороной, которую теперь, после Индии, стал воплощать Эдик.

- Ладно, я пошел работать. Расслабься, я прощаю тебе все долги. Но все-таки, скажи, что такое быть просветленной?

- Зачем тебе?

- Интересно. Выглядишь на миллион. Это оттого, что ты месяц отдыхала или по другой причине? Нет, я серьезно интересуюсь. Никогда до этого не имел дело с просветленными. Ты – первая.

Она попыталась сформулировать в словах суть просветления и не смогла. Как объяснить то, что чувствуешь, словами. Как объяснить восторг, блаженство от слияния с Божественным, которое любит тебя такой, какая ты есть. Когда ты летишь над планетой, ни о чем не думая. Нет ни мыслей, ни проблем, нет ничего земного. И даже тебя нет. Только Божественный Свет.

- Как тебе сказать… - протянула она. Все, что она чувствовала, при оформлении в слова теряло смысл и выглядело как-то наивно и даже глупо. – Ты лучше почитай в Интернете.

- Я почитаю, почитаю… Мне интересно услышать твой опыт. Например, какие у тебя теперь желания? О чем ты думаешь?

- У меня нет желаний, - выпалила она.

- Как это?

- Понимаешь, когда сливаешься с Божественным, желания пропадают.

- А как ты поняла, что слилась с Божественным?

- Не знаю. Это сразу понятно. Вокруг только Свет. И тебя нет.

- Что значит, нет?

- То и значит. Меня нет.

- А кто есть вместо тебя?

- Никого.

- А ты сейчас кто? Ты или не ты?

- Я, - сказала она устало. Она догадывалась, что объяснять Эдику просветление бессмысленно.

- Ну?

- Все, Эдик, иди. Мне нужно работать.

- Ладно, придется читать в Интернете. Можно последний вопрос?

- Давай, только последний.

- А просветленные сексом занимаются?

- ???

- Понял, понял… Конечно, не занимаются. Ведь их нет. – Он захохотал и унесся из комнаты.

Весь день был безнадежно испорчен. И даже когда в конце работы Эдик подсунул ей шоколадку, она даже не посмотрела в его сторону.

Вечерами она сразу шла в свою комнату и медитировала. На второй день, когда мама позвала ее ужинать - макароны с мясом – она отказалась. Мама еще не привыкла, что ее дочь стала вегетарианкой. Пришлось объяснять, почему она не ест мясо и что из еды теперь нужно покупать.

К отцу она зашла после работы. Ему стало лучше. Олегу Ивановичу она сунула в карман конверт с деньгами. На выходе опять встретила нянечку со злыми глазами и приготовилась к ее нападению. Но нянечка спросила ее, к кому она ходит и, узнав, что к отцу, одобрительно на нее посмотрела: - «Ничего, не расстраивайся, отец твой еще крепкий, выкарабкается. Да и Олег Иванович врач хороший. Надейся, все будет хорошо».

- Ну да, хороший врач, - подумала она. – За деньги все мы хорошие.

И тут нянечка, словно услышав про деньги, сказала: «Ты вот что. Тут, конечно, условия не санаторные. Да и персонала не хватает. Мы, нянечки, нарасхват. А отец твой нуждается во внимании и постоянном уходе. Я бы могла за ним поухаживать. Много не возьму. Подумай».

В тот вечер она сидела час в медитации, но Свет так и не появился. Сколько бы она не старалась, одолевали невеселые мысли о том, какие люди ее окружают. До поездки в Индию она воспринимала жизнь такой, какой она есть – разной. Справедливой и не очень. И как-то мирилась с жизненными обстоятельствами. Теперь эти обстоятельства просто расплющивали ее. Ей хотелось одного – уйти в Свет от всего земного, быть с Божественным всегда. Постепенно это стало ее единственным желанием. Все остальное казалось ненужным, второстепенным, - никаким.

На работе она перестала ходить с девчонками в кафе, хихикать и обсуждать мужчин. Да и они не могли найти с ней общий язык. С Эдиком она не разговаривала, да и он стал ее сторониться. Работа стала в тягость – бессмысленность хождения на работу убивала. Ей ничего не хотелось. Ничего не радовало, кроме пребывания в Свете. Она сократила свою деятельность до самых базовых действий – поспать, поесть, пойти на работу и вернуться домой к медитациям. Медитации теперь длились до двух-трех часов. Пребывание в нирване стало самоцелью и смыслом жизни.

Вскоре она заболела гриппом и порадовалась этому – теперь она могла не ходить на работу. Отца выписали из больницы, и мама все время занималась им, - она суетилась вокруг мужа, кормила, давала лекарства, мыла и одевала. Но вокруг нее, дочери, тоже суетилась. Ее, маму, хватало на них двоих. Но и это не трогало. Конечно, она была благодарна маме, но как-то формально.

Теперь она смотрела на родителей, как на чужих людей. Почему-то их земная возня раздражала. Нет, она любила родителей, но постепенно отдалялась от них. Родители жили приземленной жизнью, далекой от Божественного.

Как-то мама постучала в дверь ее комнаты, когда она сидела в медитации. Она услышала мамин стук, но даже не пошевелилась. Хотя внутри нее возник протест – мама ей мешала.

Мама открыла дверь и нерешительно застыла на пороге – чужим темным пятном в свете коридора. Мама пришла звать к ужину.

- Я приготовила тебе овощи, - сказала мама. – Папа уже поел. Мы ждали тебя, но ты знаешь, он должен есть по часам.

- Я не голодна.

- Я тебе мешаю, - сказала мама. – Извини. Просто я хотела тебя спросить. Что ты там ищешь в медитациях?

Она открыла глаза и молча посмотрела на мать. Неужели они никогда не отстанут от нее? Неужели опять ей придется пытаться объяснять им, что такое просветление? Им? Объяснять просветление? Родителям до просветления было как до Луны.

- Я понимаю, что ты не очень счастлива. Я говорила с папой. Наверное, мы виноваты в том, что ты несчастлива с нами. Он согласен со мной. Но мы делаем все возможное, чтобы тебе было хорошо. Мы стараемся. Скажи, что нам сделать для тебя, чтобы ты обрела радость?

- Мне хорошо, мама. Когда я в медитации, мне хорошо. И с вами тоже хорошо, - солгала она.

- Вот и хорошо, что хорошо, - обрадовалась мама. – Мы очень беспокоимся и волнуемся за тебя. Последнее время тебе никто не звонит, ты никуда не ходишь.

- Просто мне не хочется.

- Но ведь ты молода, у тебя должны быть свои желания, планы…молодой человек, наконец. Семья. Если мы можем помочь тебе, ты скажи, что нам нужно сделать. Мы поможем. Поддержим…

- Спасибо.

- И все-таки, не могла ли бы ты мне объяснить, что ты находишь в медитациях. Я очень хочу понять.

- Господи, все очень просто. Я уже как-то объясняла тебе. В медитации я сливаюсь с Божественным, вижу Его Свет, и меня охватывает такой покой, такое умиротворение, какое я никогда не испытывала в земной жизни. Мне ничего не нужно, кроме этого Света. Это – единственная моя цель. Быть в Свете. Тогда я чувствую себя просветленной.

Мама долго молчала. Потом осторожно сказала: «Мне кажется, ты просто устала и уходишь в Свет, чтобы отдохнуть. Конечно, там тебе хорошо. Как я понимаю, там нет никаких проблем, никаких вопросов и сомнений. И твое Божественное там тебе помогает. Скажи мне честно, тебе здесь, с нами, плохо? И если плохо, то почему?».

Она не ответила. Как можно объяснить маме, что после нахождения в Свете здесь ни плохо, ни хорошо, здесь просто НИКАК. И эта, так называемая земная жизнь, не имеет смысла.

- А нельзя ли как-нибудь этот Свет принести сюда? Я понимаю, - заторопилась мама, - это звучит глупо, но неужели невозможно принести хоть немного этого Света в нашу жизнь? Если Свет такой могущественный, он же может как-то помочь нам, которые живут здесь. Может быть, и папа стал бы быстрее выздоравливать, если бы в его жизни был твой Свет, ну не твой Свет, конечно, а Божественный. Или этот Свет может существовать только где-то далеко от нас? Или вас не учат, как принести Свет сюда? Ты же просветленная, неужели ты не можешь нам помочь?

- Я могу научить вас медитировать. Чтобы вы могли дотянуться до Света сами.

- Это было бы хорошо. Наверное. Конечно, на это нужно время, а я сейчас занята папой, он еще не до конца восстановился, еще слабый… Нуждается в нашей заботе. Ну и всякие домашние дела… Я понимаю, что ты занята важным делом и стараюсь не беспокоить тебя по пустякам. Я не жалуюсь, ты - хорошая дочь, и всегда нам помогала. Сейчас, конечно, меньше, но мы с папой понимаем, что ты ищешь себя, это твой путь, и мы его уважаем. Мы готовы тебя поддержать, только скажи, как.

- Просто не мешайте мне просветляться, - мысленно ответила она маме.

- Мы тебя очень любим, - сказала мама дрогнувшим голосом. – Я хочу, чтобы ты всегда помнила об этом. Чем бы ты не занималась, мы всегда будем тебя любить. И сделаем для тебя все, что в наших силах.

- Хорошо, - сказала она, - спасибо.

И уже закрывая глаза, сквозь ресницы увидела, что силуэт матери вдруг вспыхнул ярким светом. Тем Светом, к которому она все время стремилась, и который все время ускользал от нее. Или это был иной Свет? Но это длилось всего лишь мгновение, и она подумала – показалось. Затем мама тихонько вышла. Дверь за ней закрылась, и в комнате наступила темнота.
 

Татьяна Золотухина

http://www.metasintez.ru/material_gryppa_metasintez/mgm_09_12_2016.html